Было холодно даже для самой милой симпатии. И все же мы крали время у самих себя, только чтобы провести пару часов вместе.
Я выходила на улицу, у меня стучали зубы, я не могла говорить и первым делом при виде тебя, грела свои ладони в твоих. Чем это было, до сих пор не ясно.
Мы пережили самые холодные месяцы вместе, греясь друг в друге.
Когда наступила весна, мы предвкушали долгие прогулки. Ты прижимал меня к мелованной стене и мне было все равно.
Выпачканная черте в чем я возвращалась домой, в засосах и синяках от всей этой ванильной возни. Мать смотрела на меня и не понимала, какого хрена я выгляжу как бл**ь. Я тоже этого не понимала.
Как можно было так низко пасть – любить и отдаваться чувству до конца?
Женщина всегда унижена с своем чувстве. Предосудительно испытывать то, что испытывала я.
Все говорили, ты дура, он поиграется и бросит. «Нужно быть стервой, не давать ему слишком много. Вообще держать его на расстоянии, дрессировать. И тогда, возможно, отношения доживут до ЗАГСа. А пока ты просто девушка, с которой он встречается, но вряд ли женится».
Вот так. Логика людей была проста: будь стервой и ты будешь ему нужна в качестве матери его ребенка.
Но если ты добра, честна, эмоциональна, кроешь его своей нежностью, видишь в нем свой свет, то что делает лучше мир вокруг, если ты – это просто ты, голая правда жизни, которую он хочет всегда везде при любых обстоятельствах, то ты дешевая бл**ь. С тобой просто поигрались.
Вот такая, говорят, история. Про всех.
Ты женщина, а он мужчина. И пока ты честна и любяща, никому ты такая не нужна. Я слушала все эти наказы и мотала на ус. Мотала на ус и поступала ровно наоборот.
Вовсе не потому, что я не хотела связать жизнь с лучшим из всех, кого знала. Я просто захлебывалась в своей реальности, в ней не было места мнительности людей, их домыслам, в моей реальности был он, я и дождь.
Мы так жрали друг руга глазами, губами каждые выходные. Каждый раз, когда удавалось сбежать от рутины и забот. Наш локальный очень личный кусочек рая.
Я загибала пальцы и считала целой вечностью эти месяцы, за которые мне хочется все больше дышать ему в плечо.
И когда я думаю о том, что срок моей годности закончится, и он выбросит меня, как все они говорят, выбросит в помойное ведро, очень театрально, скорее всего скомкает, как кусок неудавшегося романа, на меня находит принятие этого мира.
Раньше находила тошнота, но теперь все чаще глотаю обратно. А скоро и вовсе, как собака, начну слизывать блевоту с пола, полагая, что во второй раз переварится лучше.
Это скорее издержки возраста. Я взрослею и принимаю людей вместе с их говном полностью, как и они меня.
И прежде, чем я вновь услышу от заботливых «близких» о том, как кому-то не сгодилась для высоких отношений, я утвердительно мотну головой, что означает мою полную ответственность за происходящее в моей жизни.
Не стоит сочувствия, я снова поломана, но видимо для того и живу, чтобы кто-то когда-нибудь собрал эти кусочки в единое целое, ведь, как говорила Сэл Рейчел, «энергия души никогда не разрушается, но душа может фрагментироваться много-много раз. Она может превращаться в миллионы кусочков, как разбитое стекло.
Иногда душам очень трудно собрать все свои кусочки в единое целое.
Вот почему много душ, особенно на планете, такой как Земля, кажутся лишенными энергии, почти не контролируют свои жизни и не способны сотворять все, чего хотят в жизни, кроме сотворения на самом рудиментарном уровне».
Будьте рудиментом или не будьте им, в сущности планете Земля на это плевать.
Будьте собраны самостоятельно, но разбиты непременно кем-то. Иначе, поверьте, в этом нет ничего интересного.
