Спаржа. Лимфодренаж. Тренажеры. Морковка. Уроки силового хип-хопа. Мезотерапия. Биоревитализация зоны бикини. Синяя диета (ешь только замороженные продукты, не размораживая).

Ну, так любая женщина приветствует начало летнего сезона.

«На улице +25! — восклицает она. — О боже! Кошмар! Как я пойду туда без колготок? Все, я заболела. У меня экзистенциальный грипп. Карантин! Мне нельзя выходить из квартиры!»

Лето кажется таким желанным, таким заманчивым, таким расслабляющим — пока оно не наступит.

Не меньше трети теп­лых дней, которые отведены нам, северному народу, женщина проводит в сомнениях и терзаниях: достаточно ли она хороша для того, чтобы получать от этого удовольствие?

У северян где-нибудь на юге (что угодно — Испания, Израиль, Португалия) обычно случается шок, когда они после долгой и невыносимой зимы вдруг видят людей, которым искренне нравится собственное тело.

Они в ужасе смотрят на марокканских евреек, которые без всяких терзаний носят очень короткие платья — притом что весят сами за девяносто кило.

Они шарахаются от молодых людей, которые подкатывают к ним на пляже, — любое обращение вроде: «Как вообще дела?» видится им прелюдией к изнасилованию.

Нас трудно осуждать. С середины ноября до Нового года мы почти искренне радуемся ненастью, снегопаду, искрящемуся снегу, елкам в мишуре, а после зимних каникул впадаем в депрессию и отчаяние.

Потому что зима у нас длится почти как в «Игре престолов» — годы. Она приходит — и не уходит до начала мая.

Когда в апреле ты все еще надеваешь пуховик и двойную шапку, как-то не верится, что где-то в мире люди счастливы безо всякой на то причины.

Но пусть даже и короткое — лето идет! И ему надо ­радоваться без оглядки — даже если целлюлит сполз с живота на колени.

«У женщин есть грудь!» — с огромным удивлением и полуобморочным восторгом сказал приятель, когда телогрейки Canada Goose наконец сменились легкими плащами. И мужчинам этого достаточно. Даже если рядом с грудью есть бледные ноги, которые за зиму ни разу не дошли до спортзала. Ноги — уже хорошо. Они ведь растут из задницы. А задница — это еще лучше, чем грудь.

Можно уже выкинуть из холодильника всякую гадость вроде сельдерея и пойти за шаурмой. Без колготок.

И вспомнить о том, как же хорошо летом, когда на твоих плечах не висят все эти набитые пухом одеяла.

И волосы не встают дыбом после шапок. И шея не расчесана от мохерового шарфа. И ветер задувает прямо в трусы.

И ты вдруг ощущаешь себя прекрасной богиней, которая легко и даже красиво ступает своими биркенштоками прямо по сухому асфальту, чьи волосы треплет теплый ветерок (они даже начинают блестеть!), и которая останавливается посреди улицы, чтобы согреть лицо в лучах солнца (и не волнуется, что крем без SPF, мы же не в пустыне).

 

 

Тебя озаряет: теперь можно ­ходить по улице больше десяти минут и не умереть. И ночь нежна.

Нет ничего лучше летней ночи — пусть даже и не жаркой, пусть слегка прохладной.

Зимой ночь начинается, когда ты еще на работе, и потом ты бежишь домой, чтобы закутаться во все пледы на свете и посмотреть десять серий любого сериала, который только подвернется.

Твое время активности — с двух до трех, когда голод выманивает из офиса. Остальное — анабиоз.

А летом ночью жизнь только начинается. После работы ты меняешь футболку, и бежишь в пять мест сразу, и не боишься напиться и вернуться в кровать в четыре утра (возможно, не одна), чтобы через два или три часа пойти на службу.

Летом так хочется жить, что ни похмелье, ни мучительное недосыпание не могут помешать.Летом все становится романтичным.

Вот зимой ты свайпаешь каких-то дядек в Tinder, и нет слов, чтобы описать разочарование, если кто-то из них (даже этот кудрявый серфингист в плавках, который стоит на фото весь такой мокрый в лучах заходящего солнца) пишет: «Выпьем кофе?».

«Выпьем кофе» — это же опять колготы-из-микрофибры-пуховик-шарф-шапка-в-метро-жарко. А если потом ехать к нему? Куда-нибудь на «Новокузнецкую»? А в девять уже хочется спать.

C мороза выпиваешь вина — и никакой бодрости, только осоловелость и руки красные.

Зимой хочется постоянных отношений — и чтобы он задерживался в офисе.

Летом же, наоборот, короткие связи — лучшие связи. Лучше всего — вообще не помнить, кто это был или как его звали.

Летом хочется дожидаться прекрасного бармена со смены и, пока он там корячится до пяти утра, обойти все клубы и бары вокруг.

Летом можно целоваться с младшим братом подруги и не испытывать угрызений совести. Можно и с подругой целоваться, а с утра обнаружить эти фото в Facebook и ничуть не смутиться.

Жара раскрепощает. Из зануд, которые озабочены проблемами минимальной заработной платы на потогонных фабриках Бангладеш, где шьют модную одежду для европейских брендов, мы превращаемся в гедонистов, которых волнует лишь то, где сегодня лучшие вечеринки.

Нам хочется по восемь часов сидеть в кафе, вести разговоры ни о чем, смеяться над заурядными шутками.

Мы проникаемся dolce far niente, сладким ничегонеделанием, и нам больше не стыдно за то, что в это время мы не учим французский или не пишем книгу. Летом вся жизнь превращается в книгу.

Летом, кстати, понимаешь, как много зависит от отношения к собственному телу. Тело — оно все то же, что и зимой. В нем ничего не меняется — ну разве что иногда появляется загар (хотя кто сейчас загорает?).

Но любой человек может вспомнить этот страх и трепет новичка, только что приехавшего на курорт, когда все кругом такие золотистые, а он — бледный и будто рыхлый, и ему неловко и стыдно, и первые три дня он только отлеживается на пляже — никаких баров и клубов по вечерам.

А потом вдруг что-то случается, и ты привыкаешь к своему телу в бикини, и вдруг уже не стыдишься ходить в коротких джинсовых шортах, и взгляды мужчин кажутся восторженными, и больше нет ощущения, что твоя задница — это какой-то сиамский близнец, прилипший к тебе, на которого все смотрят, как на циркового уродца.

Ты принимаешь свое тело — голым или одетым, белым или слегка поджаренным, тебе вдруг хочется, чтобы его кто-то обнимал, — и вот ты уже стоишь на балконе его квартиры голая и непринужденно пьешь игристое, совершенно не смущаясь тем, что тебя увидят.

Наоборот, тебе хочется, чтобы видели. Ты же прекрасна.

Ты не просто перестаешь думать о какой-то там мифической «апельсиновой корке», но по-другому осознаешь свою сексуальность — все то, что казалось вульгарным, или поспешным, или необдуманным, становится единственно возможным для такой авантюристки.

 

 

Зимой за время, пока разденешься, можно составить налоговую декларацию. И уж точно ты одним движением не наденешь шелковое платье, чтобы уйти от него куда-то в ночь. Зимой все драматично. Сложно.

А летом — не просто ушла, но еще и поехала в клуб, где друзья допивают белое, а потом — завтракать пельменями в «Пушкинъ».

Конечно, солнечные очки всегда с тобой, потому что в ночь ты уходишь для того, чтобы встретить рассвет.

Лето — время поздних завтраков с шампанским, когда звонкое похмелье изящно перетекает в новое опьянение и когда люди за столом сменяют друг друга до самого вечера, а знакомые говорят: «А ты вообще вчера отсюда уходила?»

Летом мы вдруг вспоминаем о том, что за прелесть slow life, когда мы никуда не спешим и часы кажутся минутами.

В прошлом, кажется, году я приехала в Португалию, где тогда жил мой муж (уже бывший, ничто не вечно), и у нас через пару дней сломался лифт.

Так-то — всего пара этажей, но если с парковки — то уже пять пролетов, да еще с пакетами. По привычке я подняла бучу — позвонила хозяйке, она позвонила управляющей компании, те позвонили в службу, которая чинит лифты. Обратно мне пришел ответ: «Когда-нибудь мы придем».

Спустя неделю я встретила нашу старушку хозяйку и потребовала от нее решительных действий. На что она ответила: «Детка, мы в Португалии».

Это значит — тут не просто никто никуда не спешит, но всем еще и наплевать, сломался этот лифт или нет.

И, знаете, недели через две я ощутила, что мне все равно. Какой-то там лифт. Волнует он меня, если под окнами — океан, и тут то закаты, то рассветы, и вообще, пообедать можно и в траттории... (Лифт починили через два месяца.)

Ты проникаешься медлительностью жизни, ее плавным и ненарочитым течением и уже не можешь понять, как можно уделять хоть малейшее внимание бытовым неурядицам, если в случае самых неудобных неприятностей можно просто хорошо поужинать самыми свежими на свете морскими продуктами и выпить зеленого вина?

Slow life — это совершенно не зимняя тема: нас трясет от холода и трудно сохранять спокойствие. Но летом ты уже с некоторым страхом смотришь на тех, кто все еще мечется, не может усидеть на месте.

Знаете, есть такое очень южное развлечение (французское, итальянское, испанское и, как ни странно, дюссельдорфское, потому что они любят все французское) — в субботу днем сидеть в кафе и смотреть на людей.

Просекко, полный завтрак — и вот так часа на два, развалившись в кресле, которое нарочно стоит лицом к прохожим, как в театре.

У нас так пока не принято — люди в кафе даже летом зацикливаются друг на друге или смартфонах, говорят о чем-то, сосредоточенно едят. А потом быстро расходятся. Ну не все, но очень многие.

А ведь расслабленно ничего не делать — это одно из самых приятных удовольствий.

Откладываешь все важное, наслаждаешься неважным, и все проблемы потом уже не выглядят такими грозными. Потому что тебе было хорошо и потому что ты веришь в некую доброжелательность судьбы.

Это такая философия: «все само собой решится», «случится что-нибудь замечательное», «приключение ждет где-то рядом». Главное — замедлить бег.

Обмякнуть под солнцем. Вообразить себя красивой, легкомысленной и удачливой. Потому что такие мы есть.

Если захотим и если будем помнить, что жара — это не только про погоду, но и про состояние души.