Когда я узнала, что они развелись, все-таки страшно удивилась. Их брак не был идеальным, но мне казалось, что за двадцать лет совместной жизни они настолько приняли недостатки и достоинства друг друга, что их союзу не страшны ветры перемен.

Я ошиблась!

У него новая жена и маленькая дочь. Старшего общего сына он забрал к себе, ему 16 и он с удовольствием живет в новой семье с папой.

Она вернулась к пожилой маме и теперь, когда мы встретились на выставке по работе,  пытается мне красочно изобразить, как ей в кайф спать одной на огромной двуспальной кровати. «Лежу, раскинувшись, как морская звезда…» Я почти поверила, что ей хорошо. Но тут к нам подошел ее бывший, поздороваться со мной: «Привет, давно тебя не видел. Как ты?» Я что-то вежливое ответила, но она прервала меня, отодвинула в сторону и нарочито легкомысленно спросила: «Кость, ты куда сейчас?» Он напрягся и без оптимизма ответил: «Клиент должен приехать, пойду встречать…» Она резко подалась к нему: «Я с тобой, помогу в переговорах…» У него -  растерянное и недовольное лицо, но она уже захватила его под руку и собирается идти рядом. Он выкручивается из ее рук и довольно твердо говорит: «Нет, не нужно. Я сам. Рад был тебя увидеть, Инна»… Это он мне…

Я, улыбаясь, попрощалась с ним и тихо удивилась этой унизительной сцене.  Как равнодушен он был!

А ведь раньше они любили друг друга!


Поженились, когда им было по 20-22 года. Ее маленький сын от раннего брака не был им помехой. Костя растил его как родного. Через пять лет родили общего сыночка. Костя был отцом двум мальчишкам.

Но Кристина не была покладистой женой, не была заботливой мамой.  Она была центром их общей тусовки. Очень любила встречи друзей, походы по интересным местам, курила сигареты с мундштуком.

Костя не так любил все это, как его жена. Но не ущемлял ее свободу. Демократ!

А потом, вдруг, обнаружил у себя рога. Нет, сначала, он подумал, что ему показалось. Пока однажды, она опять не вернулась домой поздно. В этот момент он стоял у подъезда и курил в ночи, благо жили на первом этаже. Она прикатила на такси и долго не выходила. Костя не понял, почему она не выходит. Подошел ближе, заглянул внутрь  -  а она там целуется с кем-то… Распахнул дверцу, вытащил ее. Залепил пощечину. Такси умчалось!

«Ты, ты мне изменяешь?!» - распахнутые в ужасе глаза, перекошенное лицо.

Она сначала не признавалась. Потом, сидя на тесной кухне, сквозь клубы дыма совместно выкуренных сигарет она начала говорить:

«Я изменила тебе, но не предала…  Я всегда буду с тобой. Тело – это всего лишь тело, а душа моя – с тобой…»
Она была убедительна, я так думаю. Ведь брак их тогда выжил.

Как-то она мне в дружеской беседе сказала, что Костя очень сложный человек, что депрессия – его частый гость. Что ей стоит больших усилий, вытаскивать его из этих «дружеских» объятий и внушать ему уверенность и радость жизни. В такие моменты они допоздна сидят на кухне, и она говорит, говорит, говорит. А он слушает, слушает, слушает. А утром – все хорошо.

Она почти не скрывала своих любовников. Даже я, человек, не близкий их семье, периодически узнавала о ее похождениях. Меня это коробило и всегда возникал вопрос к Косте: «Он слепой дурак или осознанно согласен на свободу в браке»?

И такое положение дел длилось долго. Мы все привыкли к этому раскладу, когда, как гром среди ясного неба, последовал развод и новый брак Кости.

Он стал отцом дочки и двух сыновей. Его вторая жена – олицетворение классической женушки, уютная, добрая, милая. Новая жена даже не против того, что Костя по-прежнему работает вместе с Кристиной, как это было всегда. Высокие отношения.

Она хорошо ладит с его сыновьями. Старший, сын Кристины, несмотря на то, что живет с матерью, часто и с удовольствием бывает у Кости, впитывает тепло полноценной семьи.  Костя расцвел, в свои 45 отлично выглядит, любит принимать гостей в своей новой семье.

Кристина по-прежнему живет с размахом богемной особы. В ленте ее новостей на Фейсбук мелькают друзья, застолья, вино и сигареты.  На ее лице – улыбка…

А я все вспоминаю ее порывистое движение к Косте и заискивающий взгляд…

Что имеем – не храним, поверявши – плачем?